Итак, закончилась первая мировая война. Пользуясь послевоенной слабостью соседей, раздираемых к тому же гражданскими войнами и конфликтами, Польша немедленно отхватила у них территории за границами , определенными Антантой. Отхватила практически у всех, никого не забыла. К примеру, у буржуазной Литвы отхватила Виленскую область вместе со столицей Литвы Вильнюсом. А когда Антанта потребовала эту область вернуть Литве, то поляки заявили, что польские войска, захватившие Виленщину, взбунтовались и не хотят уходить, а польское правительство с этими своими войсками, ну, ничего поделать не в состоянии! Целый год уговаривали свои войска уйти из Литвы, уговаривали, а уговорить так и не сумели. И Антанта в 1923 году согласилась с этой польской позицией. По этой причине Литва, само собой, дипломатических отношений с Польшей не устанавливала.

Отхватила Польша и кусок территории, отписанный Антантой Чехословакии, отхватила не полагавшиеся ей территории Германии, но особенно поживилась за счет раздираемой гражданской войной РСФСР. Украину и Белоруссию обкорнала немного не наполовину. До заключения с Польшей пакта о ненападении Украина даже столицу перенесла в Харьков, поскольку Киев был чуть ли не пограничным городом.
То есть, в то время, когда Гитлер даже еще не написал свой "Майн Камф" с тезисами о необходимости расширения своих территорий, Польша уже активно ШАКАЛИЛА.

Естественно, что за это все соседи Польшу дружно, мягко говоря, недолюбливали и, чего тут греха таить, также ее не любил СССР. И даже не столько за захват и порабощение единокровных народов, а за то, что Польша, объявив себя оплотом Запада против большевизма, содержала на своей территории банды, которые вторгались в СССР, убивали советских людей, а затем удирали обратно.

Итак, Польша по отношению ко всем своим соседям сразу после первой мировой вела себя как государство-агрессор, если честно, как рэкетир, как бандит с большой дороги. Или, если хотите – шакал одновременно.

Но ослабленному до предела мировой и гражданской войнами СССР, как никому, важно было иметь на границах мирных соседей. Поэтому он искал дружбы даже с такой – бандитской - Польшей. Как итог - чем больше СССР "стелился" под Польшу, чем больше пытался установить с ней дружеские отношения, тем более нагло вели себя поляки.

Правящие круги Польши, натурально, неоднократно выступали с требованиями о предоставлении Польше колоний. Напомним, именно польская дипломатия добровольно взяла на себя защиту интересов гитлеровской Германии в Лиге наций, которую Германия демонстративно покинула в 1933 году! С трибуны Лиги наций польские дипломаты оправдывали наглые нарушения Гитлером Версальского и Локарнского договоров: введение в Германии всеобщей воинской повинности, отмену военных ограничений, вступление гитлеровских войск в демилитаризованную Рейнскую зону в 1936 году и так далее.

Элита Польши тогда реально поставила себе целью иметь Польшу в границах 1772 года, предусматривающие, соответственно, захват Украины и создание Польши от "моря до моря", т.е. от Балтики до Черного моря. Элиту Польши не смущало, что уже на тот момент в Польше поляков было всего около 60%, не останавливало и то, что нигде по Украине не ходили толпы украинцев с плакатами "Хотим присоединиться к Польше!" Ну, хотелось шляхте Украины, и все тут!

А внутри Польши был установлен польский расизм, причем в его наиподлейшей форме -неофициальный. Немцы были в этом плане гораздо честнее: они открыто объявили, что арийцы- это всё, а неарийцы - ничто. Грубо, зато прямо!

В Польше же официально было равенство всех народов. Но вот посмотрите, как при этом реально обстояло дело с национальным вопросом. Сводка о национальном составе офицеров польской армии, находившихся в Старобельском и Козельском лагерях СССР, а там содержались не жандармы или полицейские, а простые армейские и флотские офицеры. Выборка очень велика - 8394 человека. Давайте сравним процентный состав разных национальностей в среде офицерства с процентом этих национальностей в составе населения довоенной Польши.

Национальность        Процентный состав
                                 Население             Офицеры
Поляки                      60,0                            97,4
Украинцы                 21,0                            0,1
Евреи                         9,0                              1,9
Белоруссы                6,0                              0,3
Немцы                       3,0                              0,1
Остальные               1,0                              0,2

Ну и какие могут быть комментарии к этой таблице?

И потому в тогдашней Польше непольское население подвергалось дискриминационной сегрегации в первую очередь по национальному признаку практически во всех сферах жизни.

И стоит ли, в конечном счете, удивляться таким вот воспоминаниям пленного польского офицера Генриха Гожеховского о том времени, когда в сентябре 1939 г. советские солдаты конвоировали его в колонне других пленных в лагерь: "Потом нас погнали пешком в Ровно. Как сейчас помню: когда мы проходили по городу, во многих местах, в основном на еврейских лавчонках, висели узкие красные флаги. Было ясно видно, что это польские флаги, от которых оторвана верхняя часть. Еврейки и украинки выплескивали на нас нечистоты, крича: "Конец вашему польскому государству!"
Дошло до того, что в Бурштыне польские офицеры, отправленные корпусом в школу и охраняемые незначительным караулом, просили увеличить число охраняющих их как пленных бойцов, чтобы избежать возможной расправы с ними населения. Тоже ведь нарочно не придумаешь - в плену у противника спасаться от собственных граждан.

Ну а там, где насильственная сегрегация, автоматически, немедленно должны появляться концлагеря для "белых негров" и прочих унтерменш. Разумеется, в Польше они незамедлительно появились.

Как пример: в июне 1934 года в городе Берёза-Картузская (сейчас город Берёза, Брестская область, Белоруссия) в зданиях бывших казарм российской армии был создан концлагерь для противников правящего режима – всего лишь через 15 месяцев после появления Дахау в Германии (и на три года раньше открытия Бухенвальда).
                                           ******
"Изоляционный лагерь" (названный позднее "лагерь обособления") состоял из трёх основных зданий, одно из которых осталось за внешним забором (в нём размещались комендант лагеря, его помощники и их семьи). Во втором здании было караульное помещение, полицейские казармы, пекарня, склады с продовольствием, оружием и боеприпасами. В третьем здании содержались заключённые. Первый этаж был приспособлен под кухню и столовую. На втором и третьем этажах, разделённых по всей их длине коридором, находились камеры. Кроме этих помещений на территории лагеря находились склады, баня, помещение для хранения ГСМ и карцер – восемь сырых каменных мешков в погребе среди поля. Лагерь был ограждён высоким дощатым забором, а поверх забора была протянута колючая проволока. На каждом углу ограждения имелись сторожевые вышки с пулемётами. С наружной стороны лагерь охранялся патрулем, не имеющего точного графика движения. Здание, в котором содержались заключённые, имело дополнительную ограду из колючей проволоки. Кроме того, лагерный двор, с помощью проволочных заграждений был разбит на отдельные секции.

По распоряжению полесского воеводы Вацлава Костек-Бернацкого от 2 июля 1934 года запрещалось: находиться вблизи лагеря, то есть пересекать линию, обозначенную проволочной изгородью, перед забором концентрационного лагеря; фотографировать лагерь и содержащихся в нём лиц; контактировать в какой-либо форме с заключёнными. Нарушители облагались штрафом до 500 злотых или арестом до 14 дней, либо обоим этим наказаниям. 12 июля 1934 года полесский воевода ужесточил наказание за контакт и помощь заключённым – теперь виновные сами могли быть заключены в концлагерь, как лица, представляющие угрозу для общественной безопасности и порядка. Такая участь, например, постигла доктора Зелинского и его сына, которые в июле 1934 года сфотографировали помещения концлагеря.

Концлагерь специально расположили в достаточно глухом месте – подальше от неприятных иностранных корреспондентов и чиновников Лиги Наций. Въезд в само местечко без специального разрешения был запрещён, разрешение на въезд давало только министерство внутренних дел в Варшаве. Полиция, "осадчики" и различные агенты вели наблюдения за дорогами, чтобы не появились посторонние, о них же в ближайший участок полиции были обязаны сообщать местные жители; у каждого прохожего проверяли документы.

Первым комендантом концлагеря (до декабря 1934 года) был Болеслав Греффнер. Лагерную практику Греффнер характеризовал: "Из Берёзы можно выйти на собственные похороны или в дом умалишённых".

Согласно декрету концлагерь был создан для лиц, оппозиционно настроенных существовавшему режиму. На первых порах более половины заключённых составляли украинские националисты, члены национал-демократической партии и коммунисты, членов Коммунистической партии Польши, правые польские экстремисты из "ONR" (польск. Obóz Narodowo-Radykalny – Национально-радикальный лагерь – польская националистическая организация). Со временем в лагерь стали попадать и лица, совершившие экономические преступления – преимущественно евреи.

Служили в лагере неженатые полицейские в возрасте от 25 до 35 лет. С момента организации концлагеря контингент полицейских составлял около 60 человек. В конце 1937 года в связи с увеличением числа заключённых их количество возросло до 162, а в апреле 1939 года только рядового состава насчитывалось 126 человек. При этом комендант лагеря постоянно высылал в Полесское воеводство доклады с просьбами увеличить количество полицейских до полного состава пехотной роты, то есть до 141 рядового. В дальнейшем их количество превысило данную цифру.

Надзор за концентрационным лагерем в Берёзе-Картузской осуществлял полесский воевода Костек-Бернацкий, являвшийся на этой территории высшим представителем польского правительства. Он часто приезжал в лагерь и не только знакомился с общими условиями, существовавшие там, но и вникал в мелкие детали обращения с заключёнными и давал распоряжения по ужесточению условий. Отношения, складывающиеся в Берёзе, были известны и центральным политическим органам. Об этом свидетельствует пребывание в лагере директора политического департамента министерства внутренних дел Ковецкого, который угрожал лицам, освободившимся из лагеря повторным заключением в том случае, если они будут рассказывать о том, что они пережили в Берёзе.

А пережить заключенным в Березе-Картузской было что. Начнём с прибытия в лагерь – вот как описывает его Степан Иванович Бурак, член Коммунистической партии Западной Белоруссии с 1934 года, находившийся в лагере с апреля 1937 по март 1938 г. и в сентябре 1939 года. (лагерный номер – 1079): "Расстояние от ворот лагеря до казармы около 150–200 метров. Если два узника были скованы одними наручниками, то таким доставалось ударов намного больше, чем тем, кто был скован в одиночку. Прибывшим дали номер, который каждый должен был пришить сзади и на правом рукаве. В камере, куда сажали по 30 человек, сверху поперек нар прикреплялись те же номера. Новоприбывший помещался в одиночную изолированную комнату, где в течение шести-семи дней подряд подвергался избиению. При этом узник должен был стоять лицом к стенке и не шевелиться, не падать на пол без команды. Делалось это для того, чтобы сразу ошеломить узника, измотать его, деморализовать. И действительно: кто характером был неустойчив, здоровьем слаб, то он мог дрогнуть, подписать декларацию об отказе от своих убеждений. Новичков, когда их оставляли полуживыми на полу, "старики" старались поддержать такими словами: "Товарищи, мужайтесь. Надо выдержать не более семи дней. Потом будет легче, останетесь людьми". О лагерных порядках узники вспоминают так: "Фамилия заключенного упразднялась, он фигурировал только под номером. Специальный полицейский, назначенный для "учения", первым делом заставлял вытвердить слова: "Господин комендант, заключенный такой-то просит покорно пройти туда-то". Если заключенный ошибался, получал палки.
За невыполнение приказов комендант (так тут называют надзирателей) имеет право наказать арестованного физически (дубинкой). Если приказ не выполняется при повторении, арестованный подлежит наказанию карцером на семь суток, а если после принятия указанных мер арестованный по-прежнему не выполняет тот же приказ, то комендант имеет право расстрелять "с брони" (из огнестрельного оружия) или "заклуць багнетом" (заколоть штыком)".