http://rus.ruvr.ru/2012_03_13/68304933/       

До сих пор не утихают споры: кто же мог послужить прообразом неотразимого штурмбанфюрера в фильме «Семнадцать мнгновений весны»? В советское время больших сомнений на сей счет не было

Не счесть прототипов у героя «Семнадцати мгновений весны». Отечественному Джеймсу Бонду – Максу Отто фон Штирлицу уготована бессмертная слава. Ни один отечественный киногерой и близко не пользовался столь масштабной популярностью. Между тем до сих пор не утихают споры: кто же мог послужить прообразом неотразимого штурмбанфюрера в фильме «Семнадцать мнгновений весны»? В советское время больших сомнений на сей счет не было: сначала читатель, а затем и зритель охотно верили в авторскую версию о молодом большевистском разведчике, засланном сначала в колчаковский Омск, а затем, уже из Владивостока, последовавшем вместе с уходящими белогвардейскими частями, дальше осевшем на Западе и наконец внедрившемся в спецслужбы фашистской Германии.

Архивы в годы выхода фильма на голубой экран были закрыты, к секретам спецслужб, да и то далеко не ко всем, допускались исключительно избранные. В общем, как справедливо указывает крупнейший исследователь «охранных» структур фашистской Германии К. Залесский, народ не представлял, кто есть кто, а посему безоглядно верил увиденному.

Но вот грянула перестройка, стали открываться архивы, заговорили ветераны спецслужб, и тут выяснилось, что эти самые «мгновения» от начала до конца не более чем плод художественного вымысла, правда, имеющие определенные документальные основания и, отдадим должное, написанные занимательным, блестящим языком.

Едва ли не самая главная составляющая версии: «нордическая характеристика» откровенно несостоятельна. Хотя бы уже потому, что ни один иностранец, а тем более представитель Советского Союза, будь он трижды гений разведки, проникнуть в гестапо не мог. По той простой причине, что при приеме в гестапо биография проверялась вплоть до седьмого колена.

Большое «семейство» Юлиана Семенова

На сегодняшний день существует не менее десяти прототипов. Основной, так сказать, канонический – Всеволод Владимирович Владимиров, он же – Максим Исаев, именно он, сибиряк, втерся в доверие к колчаковцам и проделал впоследствии головокружительный путь от рядового большевистского агента до штурмбанфюрера СС. Биография реально существовавшего Владимирова и размах деятельности Штирлица таковы, что версию Семенова можно спокойно сдать в архив. Но от чего же романист и сценарист одноименного фильма отталкивался?

К Юлиану Семенову благоволил председатель Комитета госбезопасности СССР Юрий Андропов, при содействии которого Семенов смог ознакомиться с архивными документами, к которым до него никто из писателей не был и близко допущен.

Тщательный анализ всех произведений Семенова, в которых так или иначе присутствует Владимиров-Исаев («Бриллианты для диктатуры пролетариата», «Пароль не нужен», «Семнадцать мгновений весны» и др.) при сопоставлении с обнародованными сегодня сведениями о деятельности советской разведки показывают, что Семенов, пользуясь подлинными документами, подвергал их вольному токованию в соответствии с заданной сюжетной линией. Иначе говоря, на основе конкретных архивных материалов создавал художественное произведение.

В качестве прототипа нередко называют Вилли Лемана, служившего в гестапо и завербованного советской разведкой еще в начале 30-х годов, но связь с ним оборвалась с началом нападения Германии на Советский Союз. По своему служебному положению он никак не тянул на штурмбанфюрера, да и к тому времени, когда разворачивается деятельность Штирлица (ранняя весна 45-го), Лемана уже не было в живых – в 42-м он был арестован и тайно расстрелян. Попутно заметим, что Леман пошел на контакт еще и потому, что проникся симпатией к России – в молодости служил в германском военно-морском флоте, в ходе Русско-японской войны оказался на Дальнем Востоке, где стал свидетелем участия русских моряков в сражениях с японцами.

Еще один прототип обнаружился… в Казахстане. Старый чекист Александр Мельников в молодости дружил с Юлианом Семеновым, и тот однажды – а было это вскоре после выхода фильма на телеэкран – рассказал, что, прежде чем засесть за «Мгновения», изучил биографии не менее 12 сотрудников внешней разведки, причем не только СССР. Все они выполняли свой нелегкий труд в странах гитлеровской коалиции. Работая в архивах, почерпнул сведения о Лемане, Радо, Маневиче, Николае Кузнецове, с другими успел пообщаться лично. В частности, в одной из командировок на Дальний Восток познакомился с полковником в отставке Жандосом Исаевым, который, будучи совсем еще молодым, в 17-м перешел на службу в Красную армию, впоследствии работал в среде русской эмиграции в Шанхае, а после войны Китая с Японией под видом японского офицера (внешне был очень похож на японца) бежал в Страну восходящего солнца, где и продолжал в течение длительного времени работать на советскую разведку.

Эти крайне интересные сведения недавно рассказала одна из казахстанских газет. К сожалению, не указывается, как сложилась дальнейшая судьба Жандоса Исаева, у которого, судя по всему, Семенов и позаимствовал кодовый псевдоним для Максима Исаева.

Имя резидента неизвестно

Совсем недавно всплыл и хабаровский след. Известный писатель, ветеран российских спецслужб Владимир Лота в своей книге «За гранью возможного» предпринял попытку вычислить, кто был руководителем нелегальной резидентуры, действовавшей в Харбине и Шанхае в 20-30-е годы. До сих пор его имя, несмотря на все усилия исследователей, остается нерассекреченным, на всех донесениях стоит подпись «Николай» – и больше ничего…

Но именно депеши «Николая» из Харбина, через радиосвязь с Владивостоком, закодированным в те годы под «Висбаденом», были наиболее информативны и сразу передавались прямо в Москву. Работал сверхсекретный агент и в Японии.

По ряду прямых и косвенных признаков автор пришел к выводу, что этим самым Николаем мог быть только Всеволод Никандрович Иванов, будущий известный советский писатель. Свои аргументы В. Лота подкрепил очень тонкими сравнениями биографии Иванова с некоторыми деталями детельности семеновского Всеволода Владимирова-Исаева.

Версия крайне интересная, но, на мой взгляд, требующая дальнейшей разработки. Остается только сказать, что Всеволод Никандрович после возвращения на родину всю оставшуюся жизнь прожил в Хабаровске, практически ничего не рассказывал о своих зарубежных похождениях. В то же время много писал, печатался, хотя значительная часть написанного ушла, как говорится, в стол – до сих пор не издана.

…А Штирлиц между тем ходил рядом!

Бывая на Дальнем Востоке, Юлиан Семенов и близко помыслить не мог, что здесь жил и действовал самый близкий к его замыслу персонаж. Будь он в курсе, не надо было лепить художественный образ, а писать Штирлица с натуры, причем реальный масштаб нисколько не уступал вымышленному.

…Незадолго до начала Великой Отечественной войны из Китая в Москву поступило ошеломляющее донесение: начальник личной охраны Чан Кайши, высокопоставленный нацист Вальтер Стеннес предлагает советской разведке свои услуги.

Немедленно доложили Сталину. В Китай срочно отправился опытный разведчик Василий Зарубин, много лет проработавший за границей, кстати, незадолго до войны выезжавший в Германию для проработки дальнейших контактов с Леманом.

Перед поездкой в Китай Зарубин был вызван к Сталину, у которого получил инструкцию во что бы то ни стало завербовать, Стеннес ведь в свое время входил в ближайшее окружение Гитлера, был одним из создателей пресловутых штурмовых отрядов и вдруг – готов работать на СССР.

Василий Михайлович великолепно знал Дальний Восток – в начале 20-х годов здесь начиналась его разведывательная деятельность – сначала в губернском управлении ОГПУ во Владивостоке, затем резидентом советской разведки в Харбине. Задание Сталина было выполнено, и отныне вплоть до окончания войны Кремль знал практически все о германских секретах – точной дате нападения на Советский Союз, сроках важнейших наступательных операций на Восточном фронте, о тайных контактах участников гитлеровской коалиции и т. д.

Между тем знать о Стеннесе Юлиан Семенов не мог. При всем своем расположении к романисту Юрий Андропов не мог раскрыть тайну. Да что там Семенов! Даже непосредственный шеф Стеннеса генерал Павел Судоплатов при написании своих нашумевших мемуаров – а было это в конце 80-х, во времена гласности – вынужден был ограничиться только кодовым именем «Друг».

Вплоть до самой смерти Стеннеса – а скончался он в 1989 году – КГБ пуще глаза берег тайну своего самого ценного агента.

До сих пор неизвестно, на каких условиях Стеннес согласился на сотрудничество и что он требовал взамен. Об этом ни слова в недавно вышедшей книге о Зарубине, ничего не говорят и крупнейшие исследователи истории советских спецслужб Т. Гладков, В Лота, В. Кочик и ряд других, имеющие доступ практически ко всем архивным материалам по Зарубину. Из чего можно сделать вывод, что условия были настолько ценны, что нигде не документировались и в силу особой важности были доложены Сталину лично в устной форме. Можно только строить догадки, что было обещано за информацию из недр Третьего рейха. Остается сказать, что сразу после войны советская сторона резко в одностороннем порядке прекратила любые контакты с Вальтером Стеннесом. Со своей стороны, бывший штурмовик, проживший еще без малого 45 лет, все эти годы не проронил ни слова. Можно предположить, что были серьезные основания для обоюдного молчания.