http://rus.ruvr.ru/2011/01/18/40127123.html

(рецензия на одноименную книгу Лиззи Коллингхэм)
Этот свежий и оригинальный труд о Второй мировой войне посвящен не сражениям, а той роли, которую в стратегических планах сторон играло продовольствие

Все считают, что величайшим преступлением Гитлера был Холокост. Но еще в 1941 году, за год до того, как было санкционировано «окончательное решение еврейского вопроса», нацисты приступили к осуществлению плана, предусматривавшего истребление 30-40 миллионов украинцев и русских, чтобы направить образовавшиеся излишки продовольствия на нужды Рейха. «Стратегия голода», разработанная министром сельского хозяйства Гербертом Бакке (Herbert Backe) в качестве одного из ключевых элементов оккупационной политики в России, не достигла всех целей, что ставил перед нею автор. Но поскольку в результате войны погибло до 16 миллионов мирных жителей СССР, - причем многие из них от голода – этот план можно назвать «впечатляющим достижением» политики геноцида.

Одно из важных достоинств книги Лиззи Коллингхэм (Lizzie Collingham) – оригинальность. Конечно, темы продовольствия и голода затрагиваются в большинстве трудов по истории Второй мировой войны, но в ее работе они занимают центральное место. При этом ряд наиболее важных решений и событий в ходе этого конфликта – в том числе «Битва за Атлантику» - напрямую связан с продовольственным снабжением или попытками задушить противника голодом.

Народы всех воюющих стран были убеждены, что им приходится терпеть лишения. Так, американка по имени Кэтрин Янг (Catherine Young) в 1943 году жаловалась в письме мужу: «Вчера я не ела ничего мясного – не потому, что у нас его нет, а потому что надоело одно и то же. . . Хороший бифштекс сейчас днем с огнем не достанешь. . . Вчера папа ходил в магазин, и смог купить только кровяную колбасу».

Впрочем, многие в те годы сказали бы о таких сетованиях: «да она с жиру бесится!» На востоке Бенгалии, находившейся тогда под британским правлением, отцы продавали своих дочерей – жертвами разразившегося там в 1943-44 годах голода стали 1,5 миллиона человек, и, наверное, еще столько же умерло от сопутствовавших ему эпидемий. Непосредственной причиной трагедии стала оккупация японцами Бирмы, откуда в Британскую Индию поставлялся рис. Но свою роль сыграло и принятое Черчиллем жестокое решение: он отказался выделять суда для транспортировки морем продовольствия в пострадавшие районы.

Грузового тоннажа действительно хронически не хватало. Но в то время, как бенгальцы умирали от голода, жители самих британских островов питались сравнительно неплохо. Американцы оборудовали на различных театрах военных действий 44 завода по розливу «кока-колы», чтобы их солдаты и в окопах пользовались привычными атрибутами комфорта. В 1945 году наместник в Индии Уэйвел, узнав о масштабной операции британских властей по переброске продовольствия самолетами в Голландию, с горечью отметил: «К помощи голодающему населению относятся совершенно по-другому, если это население европейской страны».

В результате аграрной и транспортной политики союзников пострадали также жители Маврикия и некоторых восточноафриканских колоний. Белым фермерам в Кении и Родезии эта политика позволяла захватывать земли африканцев и заставлять чернокожих работать за нищенскую оплату, но для некоторых «цветных» подданных империи она обернулась голодом.

Вся эта история выглядит довольно неприглядно. Американское правительство обеспечивало продовольственное изобилие собственному народу и войскам на фронтах, но отказывало в обещанных поставках британцам, находившимся в куда более трудном положении. В тот период, когда американцы получали по карточкам вдвое больше мяса, чем англичане, глава транспортной службы Сухопутных войск США пренебрежительно заметил: соотечественники Черчилля «все еще как сыр в масле катаются, и вполне могут потуже затянуть пояса».

Но если все воюющие страны проводили националистическую продовольственную политику, то нацисты и их союзники целенаправленно уморили голодом многие миллионы людей. Германская «стратегия голода» на Востоке провалилась только из-за чудовищной административной некомпетентности, смекалки местного населения, прятавшего от оккупантов скудные запасы продовольствия, и выносливости людей, опрокинувшей расчеты нацистских диетологов, согласно которым они просто не могли выжить.

В начале 1942 года в блокадном Ленинграде были случаи людоедства, но город выстоял.  Даже в тылу русские страдали от хронического недоедания, поскольку, как показывает Коллингхэм, сельское хозяйство СССР еще до войны находилось в плачевном состоянии. Когда же в 1943 году Красная Армия начала вновь продвигаться на запад, вермахт превращал оставляемые территории в «выжженную землю», вывозя или уничтожая все запасы и оборудование. В России немецкая армия употребила в пищу 7 миллионов тонн зерна, 17 миллионов голов крупного рогатого скота, 20 миллионов голов свиней, 27 миллионов голов овец и коз, 100 миллионов голов домашней птицы.

Впрочем, сами немцы в годы войны тоже постоянно жаловались на скудный рацион. Ежегодное потребление картофеля в стране по сравнению с довоенным периодом увеличилось с 12 до 32 миллионов тонн. Однако до мая 1945 года настоящего голода они не испытывали. Чтобы «высшей расе» было чем наполнить тарелки, нацисты заставляли голодать всю Европу. Во Франции девочки в 1944 году были в среднем на 11 сантиметров ниже ростом, чем в 1935-м, а мальчики – на 7 сантиметров. В Бельгии 80% детей страдали рахитом.

В Греции погибло до миллиона человек – в основном от голода. Главная ответственность за это лежит на нацистских оккупантах, но свою роль сыграла и британская морская блокада. Вашингтон призывал Черчилля смягчить ее, чтобы облегчить страдания оккупированных народов. Но премьер-министр с прямотой и жесткостью воина указал на реальное положение дел: если он примет такое решение, дополнительное продовольствие, поступающее в эти страны, достанется вермахту.

Большая часть приведенных в книге фактов известна ученым, но нельзя не восхититься тем, как автор – профессиональный историк – связывает множество «ниточек» рассказа в одно гигантское полотно. Она напоминает нам вечную истину, касающуюся всего, что делают люди и политики. Даже союзники, ведя «справедливую войну», несут ответственность за ужасные трагедии – хотя это и не может сравниться с дьявольскими преступлениями стран «Оси».

Так, Коллингхэм считает, что обычно упоминаемая в научной литературе цифра в 1 миллион погибших от голода в период японской оккупации Индокитая (в нее, естественно, не входят те, кого японцы систематически истребляли в борьбе за собственную колониальную империю) занижена: подлинное число жертв, вероятно, приближалось к 3 миллионам. Престарелые вьетнамцы, пережившие голод 1943-44 годов, вспоминают его как куда более страшную катастрофу, чем последующие войны с французами и американцами. Оккупационные власти вывозили из Индокитая рис, чтобы кормить население Японии, и заставляли крестьян сажать вместо продовольственных культур джут, необходимый их собственной экономике.

В Китае гоминдановцы Чан Кайши безжалостно обирали крестьян, но результатом японской агрессии стала гибель по меньшей мере 15 миллионов человек. В некоторых пораженных голодом районах селяне вынуждены были питаться травой и сухими листьями.

К 1944-45 годам из-за действий американских подводных лодок сами японцы тоже оказались на грани голода. На каждые 2 тонны предметов снабжения, поступавшие американским войскам на Тихоокеанском театре военных действий, их островные гарнизоны получили всего 11 фунтов поставок с родины. На некоторых отдаленных базах – например, острове Рабаул из архипелага Папуа-Новая Гвинея – японские солдаты тратили больше времени на выращивание овощей, чем на несение службы: только так они могли прокормиться. В самой Японии люди почти не видели мяса, а молоко выдавали только детям и больным. Если бы токийский режим не капитулировал в результате атомных бомбардировок, страна столкнулась бы с массовым голодом.

В годы Второй мировой войны противостоящие друг другу государства следовали сложившейся в прошлые столетия практике – использовать продовольствие в качестве оружия. Однако они делали это в беспрецедентном масштабе, и к тому же в условиях урбанизации – а городское население особенно уязвимо перед лицом продовольственной блокады.